Александр Ширвиндт.
— Боже мой! Шура любимый, неповторимый, – сказал Аркадий Инин. — Шура для меня был бессмертный. Все ушло. И нет больше никакого Ширвиндта. Шура, Шура… Лет пятьдесят мы были вместе. Ну, как вместе? Он великий, а я где-то у его подножия.
