Фото: Предоставлено пресс-службой театра «У Никитских ворот»
Написать рецензию на спектакль без спойлеров невозможно, но постараюсь пересказывать поменьше. Бывшего сотрудника завода в Ижевске Андрея Брагина (Владимир Давиденко) во времена «первичного накопления капитала» подняли на высоту директора московского банка («деньги на него повалились как с неба» — это цитата), а потом решили убрать. Чтобы избежать участи быть застреленным киллером, Андрей обращается к пластическому хирургу, полностью преображается внешне, бросает жену (Наталья Денисова) и уезжает за границу в облике румына Арнольда (псевдоним, очевидно, обусловлен популярностью Шварценеггера). Это первый временной пласт.
Уже в наши дни Арнольд-Андрей возвращается в Россию, становится владельцем ресторана, видится с женой в храме, который сам когда-то восстановил на бандитские деньги. Его супруга превратилась в образцовую прихожанку, но охотно отвечает на внимание к себе — и вот назначено «первое» свидание.
Туда же, в ресторан, Брагин приглашает пластического хирурга Соловьеву (Наталья Троицкая) и ее мужа — врача-психотерапевта Дранкова (Денис Юченков). На встрече он требует вернуть свое прежнее лицо (мотив здесь странен — не хочет допустить измены своей жены Андрею с Арнольдом, но банкир явно не в себе).
Брагин сначала просит Соловьеву принять заказ, предлагая сумку валюты. «Ой, что вы, мы работаем только по-белому», — кокетничает докторша, пытаясь отказаться, но бывший клиент размахивает пистолетом — и выясняется, что и в прошлый раз оружие было главным аргументом, и вообще Брагин застрял в девяностых: сорит деньгами, палит по раздражающим его воронам из окна и всячески беспределит (для него весь мир — тир, где можно и нужно стрелять по мишеням, если готов платить). А слезы на его фальшивом лице — не из набора «богатые тоже плачут», а, если хотите, «бандиты тоже плачут».
С условиями возникновения конфликта в произведении разобрались. Нужно сказать пару слов о касте. Давиденко в роли человека в условном «малиновом пиджаке» (пиджак по факту цветной клетчатый, но это метафора) прекрасен и органичен. Лямку спектакля в первую очередь тянет он, это особенно заметно по тому, что на сцене перед нами всего четыре человека.
Денисовой, состаренной гримерами на «-надцать лет», последний отрыв стареющей дамы, ее превращение в Наташу Ростову дается не так хорошо: при всем уважении к ее актерскому опыту, ей не хватает страсти и исступленности, особенно в «кризисных» сценах. Но да — она очень хорошо показала «отшелушение» напускной благопристойности — доказала зрителям, что и в пятьдесят, и в шестьдесят лет женщина может быть привлекательной, соблазнительной, страстной, и что это норма, а не исключение из правил.
Важная деталь: малый зал театра «У Никитских ворот» очень небольшой по квадратуре, и после откупоривания всех бутылок (а муляжная не выстрелит — это понятно) и разлития нескольких был слышен запах шампанского, особенно когда от игристого вина мыли сцену. Получается, что актриса играла как минимум пригубив несколько бокалов — и при этом изображала опьяневшую, а не опьянела реально.
Александр Галин, создавая пьесу «Лицо», имел в виду, конечно же, и «Портрет» Гоголя, и «Портрет Дориана Грея» Уайльда. И в целом учитывал традицию мировой литературы об утрате человеком себя самого под воздействием денег, только его персонаж оплатил внешнюю красоту и он моложе — и поэтому он антиплюшкин (если отталкиваться от Гоголя) и антигобсек (если отталкиваться от Бальзака).
Но вся соль в том, что Брагин находит в себе силы бросить вызов богатству, он проклинает доллар и прощается с ним. В беседах с психотерапевтом банкир артикулирует ненависть к Франклину, который смотрел на целое поколение со стодолларовой банкноты — и погубил это поколение («мы все хотели поиметь его — а в итоге он поимел нас»).
Пожалуй, такого антиамериканизма от Розовского и дуэта постановщиков (Наталья Людскова, Денис Юченков) мы не ожидали — но могли ожидать от Галина, который, собственно, живет в Америке и знает ее изнутри. Но его «анти» направлено не против Штатов как страны, а против капитализма как власти капитала.
И то, что Андрей-Арнольд сжигает в финале клетчатые багажные сумки с долларами, спрятанные у него в тайнике под полом (даже на уровне визуала это отсылка к сумкам полковника Захарченко), — действительно неожиданный ход, мощный акт самоочищения и самоосвобождения.
Андрей исцеляется, его «брошенная жена» — по-своему тоже, она научилась быть «острой», влюбила мужа в себя заново, как героиня Максаковой в фильме «Летучая мышь».
А бизнесвумен Соловьеву (сыгранную Натальей Троицкой с замечательным холодком на лице, присущим медикам) интересует только одно: все ли сжег банкир? Или уцелела предложенная ей за услуги вначале сумочка — с этой добычей она и ее безвольный и не менее алчный муж покидают сцену, во что авторы вкладывают особый символизм: в будущем таким людям не останется места.
Но это в будущем — а пока наши с вами современники готовы убивать всех, кто повстречается им на пути, за жалкие полмиллиона.
Может ли искусство стать прививкой от этого? Да, может, поскольку призывает хотя бы «один день пожить по-белому» и «беречь свои лица». Последняя цитата особенно проникновенна: в ней собрана и мудрость пословицы «береги честь смолоду», и призыв классика украинской литературы Олеся Гончара беречь соборы наших душ.
Остается упомянуть, что в наиболее исповедальные моменты герои «Лица» обращались к черной театральной маске, размещенной на входе в зрительный зал; так, Давиденко прочел монолог, держа ее в руках. Этот же прием мы видели в спектакле Розовского из серии «Лента поэзии» о Бродском.
